Этот добрый жестокий мир - [ сборник ]

Лингрейв промолчал. Как он должен ответить? Что раскаивается, ведь один раз уже подвел их? Или пожаловаться, что шестьсот чужих жизней — дьявольски тяжкий груз? И что скажет она?

Разумеется, хрупкая женщина с прекрасными зелеными глазами попытается разубедить его, начнет утешать. Дескать, нельзя взваливать на себя такое бремя, никто его не винит, а вероятность столкновения Лары с гигантским астероидом изначально не просчитывалась. Нужно бороться!

Да, нужно бороться. С этим Лингрейв не спорил. И знал, что будет работать до конца. Честно, исступленно, если понадобится — за пределами невеликих человеческих сил. Он отыщет на Ларе чертово пятнышко, которое будет гарантированно надежным в ближайшие семь лет. Все рассчитает, все предусмотрит. И чтобы рядом оказались энергоресурсы. И чтобы оставшиеся на корабле могли отслеживать показания криокамер. И чтобы успевали с ремонтом.

Как он это сделает, если сам не верит? Такого места не существует! Проще ткнуть пальцем наугад. И люди спустятся по указаниям планетолога Лингрейва. Обреченные. Чтобы уснуть с ложной надеждой.

Как, как можно решать за всех?!

За последний месяц у капитана Серебрякова не часто выпадала свободная минута. Удалось вырвать пару часов на сон — и то польза. А можно обойтись, продержаться на таблетках.

Они собственными руками разбирали «Бесстрашный», не то переделывали его, не то уничтожали. Маневровые двигатели вручную перетащили к рубке, создали каркас будущего спутника Лары. Укрепили ангар для орбитальных катеров и малый топливный отсек. Растянули солнечный парус. Расчеты подтвердили, что в таком виде корабль продержится на орбите, а энергии хватит для связи с Землей.

Главный двигатель законсервировали. Здесь его не включишь, а спускать на бушующую планету и переделывать в дополнительную энергоустановку — безрассудство. Если шарахнет внизу — удар астероида покажется легким игривым шлепком.

Пилоты «Бесстрашного» натаскивали добровольцев управляться с орбитальными катерами — с пузатыми транспортниками и с юркими малявками-спасателями. Время от времени спускались на Лару: ученым требовались данные, зонды-автоматы не справлялись. Их осталось немного, штук восемь, остальные сгинули в планетных катаклизмах. Ребятам приходилось лезть в самую круговерть, чтобы прицепить очередной маячок-сканер.

За такими полетами Александр Иванович следил лично.

Сегодня спусков на Лару не планировались. Вокруг корабля сновала тройка малых катеров: тренируются, молодцы. Серебряков вывел на экран списки экипажей. Первым номером стоял Павел Игоревич Коваль. Инженер, геолог, а теперь вот на пилота обучается. Подал заявку, чтобы остаться на «Бесстрашном» в ремонтной команде, а не идти на семилетнюю заморозку. Доброволец. Славный парень, вот только… эх, Павел-Павел-Пашка, зятек ненаглядный. А ты рассказал жене о своих планах?

О том, что на борту его дочь, Александр Иванович не распространялся. Незачем. К тому же за неделю до старта Марина Серебрякова стала Мариной Коваль. В предполетной суете праздновать было некогда, так что немногие на борту знали об их родстве.

Но сегодня Александр Иванович решил проведать дочь.

Капитан постучал, и Марина распахнула дверь. Обрадовалась, прижалась лицом к груди.

— Папка, я так рада, что ты зашел! — заглянула в глаза. — Осунулся, устал… чаю будешь?

Александр Иванович кивнул, улыбаясь.

Дочка засуетилась. Выставила чашки, полезла за сахаром. И говорила, говорила, говорила:

— Как ты там, в своей рубке? А у нас все нормально. Пашка, правда, целыми днями на работе, приходит — с ног валится. Но я понимаю, нужно перетерпеть. Сейчас почти все так. А мы, биологи, не у дел. Принято решение, что в ближайшие годы высаживать растения на Ларе нецелесообразно. Оранжерею законсервировали, семена отсортировали и заморозили. А больше заняться нечем. Знаешь, так странно сидеть без дела, когда все вокруг работают на пределе. Унизительно, и… как будто ты инвалид, требующий ухода. Или того хуже — дармоед. Представляешь? Твоя дочка-биолог — тунеядец!

Потом они сидели и прихлебывали горячий чай из стандартных корабельных чашек. Александр Иванович, по старой привычке, разбавил молоком; Марина любила черный с лимоном. Он спрашивал, как у них в семейной жизни, она отшучивалась, грозила пальцем: папка-папка, я теперь взрослая, у меня свои секреты! Еще он рассказывал, как идет подготовка «Бесстрашного» к семилетнему ожиданию; проговорился, что через месяц запланирован спуск основного криоблока. Марина слушала, кивала, ахала. Но Александр Иванович чувствовал, что мысли ее заняты другим, что дочь недоговаривает. Было слегка обидно, ведь самый близкий ему человечек не хочет делиться секретами.

Но он знал причину.

Когда Серебряков собрался уходить, Марина вздохнула:

— Жаль, что ты не встретился с Пашкой. Посидели бы вместе, по-семейному…

И тогда он брякнул, не подумав:

— Мы виделись. Павел тренируется на орбитальных катерах. Хочет остаться на «Бесстрашном».

— То есть как это — тренируется? — вскинулась дочь. — Почему мне ничего не сказал? Вот еще, тайны мадридского двора, скрывать от жены… Голову ему оторву, когда вернется! Нет, ну надо же, вздумал таиться!

Марина завелась вдруг, с пол-оборота, чего за дочкой не водилось никогда.

Александр Иванович взял ее за плечи, развернул к себе и, глядя в глаза, тихо спросил:

— А ты сама ничего не забыла ему рассказать? — и прежде чем дочь начала отнекиваться, сказал: — Я получил отчет медиков. Чем ты думала, дочка? Забеременеть накануне семилетней криоконсервации. Никто не предскажет последствия, такого еще просто не бывало. На семь лет заморозить эмбрион… Своего будущего ребенка! Моего внука! Как же ты посмела, дочь?

Марина всхлипнула, но голос ее оказался неожиданно тверд:

— Пап, я не пойду на заморозку. Я останусь на «Бесстрашном», вместе с Пашкой, в ремонтной команде. Рожу здесь, сама выкормлю и воспитаю. Ты же капитан, папа, ты мне поможешь остаться?

Серебряков вздохнул и закрыл глаза. Он знал правильный ответ, но выговорить его не мог. И думать о нем не мог. Потом, все потом! Сейчас пусть она надеется. Пусть верит во всемогущего отца. Он капитан «Бесстрашного», он отвечает за всех. Что для него еще одна ноша?

Даже правильно, что решать предстоит ему, капитану Серебрякову, а не рядовому биологу Коваль. Потому что, если случится худшее, Маринка не сумеет простить. Никогда. А виновен всегда тот, кто принял решение. Хорошо, что не она.

Что для капитана еще одна ноша…

Он молча поцеловал Марину в лоб и побрел в рубку. Медленно, ссутулившись, по-стариковски шаркая ногами.

Лара встречала поселенцев.

На миг стихли ураганы — парочка локальных над экватором не в счет — объявили передышку землетрясения, вулканы удержали бунтующую магму в каменных желудках. Океан обленился, пригладил грозные цунами до обычных волн. Пыльные вихри остановили танец спятивших псов, собрались в облака; солнечные лучи отыскали лазейки и коснулись планеты.

Белый шар криоблока спускался на Лару.

Четыре катера-тягача несли его на жесткой сцепке. Медленно, аккуратно, словно игрушку из хрупкого фарфора, — нет, еще нежнее. Как гигантское яйцо, под тонкой скорлупой которого скрыта жизнь этого мира.

Шестьсот спящих жизней.

— Крен по уровню почвы семнадцать градусов. Первый тягач — выравняться! Торопишься, Илья Романович!

Под криоблоком играла цветами пустыня. Бескрайние кварцевые пески текли неспешно, разрисовывали Лару молочными, янтарными, багровыми, сапфировыми узорами; граненые крупинки вспыхивали под лучами; маршалитовая пыль смазывала контуры, превращала пустыню в буйство завитков и вычурных пятен.

— Хорошо идете, молодцы! Погрешность посадки — тринадцать метров, в пределах нормы. Даю отсчет до касания: семь, шесть, пять…

Геологи изрыли пустыню колодцами, пока не решились: здесь! Спрессовали стенки, установили заряды. И сейчас заносили в него шар криоблока. Действительно, будто яйцо в кладку.

— Есть касание, чистая работа. Тягачам — отцепляйтесь!

— «Бесстрашный», тестирование систем завершено, к подрыву готовы.

— С богом, Илья Романович!

На стенках колодца распустились тысячи белоснежных бутонов. Пустыня вздрогнула, задумалась на миг — и вот первые крупицы поползли вниз… собрались в ручейки… двинулся кварцевый пласт — нехотя, еще цепляясь за гребень колодца… быстрее-быстрее-быстрее… и рухнул! Взметнулась маршалитовая пыль, зависла облаком над бывшим колодцем, укрыла криоблок от камер.

Тягачи снизились, ударами реактивных струй расчистили воздух.

Яйцо, начиненное спящими людьми, спряталось под пестрым покрывалом пустыни, лишь цилиндрический шлюз торчал над песками.